Ходить все время по краю обрыва, сознавать, что тебя постоянно держат в перекрестии, – нет, такая перспектива меня вовсе не прельщала. И как только он умолк, я от чистого сердца заявил:

– Не станем мелочиться. Согласен.

– Браво, браво. Только теперь сделаем все по форме. Сперва принесете присягу на верность Рынку. И подпишете, чтобы у нас остался документ – законное в случае чего основание поступить с вами по всей строгости. А то вот ваш приятель (он кивнул на Повиджа) привел тебя в Рынок без присяги и всего прочего – выходит, юридически незаконно…

Интересно! Значит, кроме моих аргументов, их от расправы удержало еще и то, что – даже по их собственным представлениям – у них не было права наказывать меня: я ведь еще не принял на себя никаких обязательств перед Рынком. А впрочем, так ли? Слишком много неясностей еще оставалось в этом деле. Но об этом поразмыслим потом – если уж остались живы…

– Давайте, – сказал я решительно. – Что надо говорить и где подписывать?

– Скажем, когда надо будет. В каком вы сейчас состоянии? Откровенно, без пижонства.

Он и так прекрасно знал, в каком я состоянии, так что кривить душой не было ни возможности, ни смысла.

– Бывало лучше.

Зенден усмехнулся – впервые за весь разговор.

– Да, мы над вами поработали – в поте лица. Ничего, это пройдет. Дадим отдохнуть вам до завтра.

Я покосился на Повиджа. От Зендена это не укрылось:

– Нет, он вас в свой дом не пустит, и я с ним согласен. Он для вас сейчас – большой начальник, не забудьте. Но помогать будет, как земляку. На улице не останетесь. Устроим с удобствами. А завтра начнете подготовку. Так что скучать будет некогда. Но никаких хлопот у вас не будет.

– Мне же легче, – я позволил себе пожать плечами. – Так куда мне сейчас деваться?

– Не волнуйтесь. Отвезем.

Оставалось только согласиться: выбирать пока было не из чего.

Глава 9

Базар, биржа, аукцион (тридцать первый – тридцать девятый дни событий)

Время из спокойной реки превратилось в водопад; стремглав утекало, огибая меня, как торчащий на самом стрежне камень. А я все еще находился на Рынке и ничуть не ближе к решению задачи, чем в день памятных трех звонков.

Конечно, дни проходили не в безделье. Как и обещал Зенден, меня готовили к нормальной работе в системе Рынка, и оставалось только верить, что и другой свой посул – включить меня в работу по выемке семян уракары – шеф выполнит столь же пунктуально. Но пока никаких признаков этого не было, скорее всего (догадывался я) им еще не удалось расшифровать текст, полученный от меня. Я же не собирался сообщать им, что у меня расшифровка, собственно, была, а если быть точным, то даже две: сделанная Веригой, а вторая – на Серпе. Третья же, как я понимал, была сделана в "Т"-центре, но какой текст у них получился, мне не сообщали. У меня были свои причины не облегчать задачу никому из соискателей ключа.

Так что пока мне приходилось изображать прилежного студента, с великим тщанием усваивавшего преподаваемые ему знания.

Первым моим профессором был Повидж, старый приятель, с трудом удержавшийся от удовольствия расстрелять меня. Это ничуть не испортило наших отношений: мы оба понимали, что при работе в таких системах, как Службы или Рынок (который был, по сути, частной сверхслужбой галактического масштаба), всякий поступок диктуется не дружбой или враждой, но исключительно целесообразностью в существующей обстановке. И если целесообразность порою может заставить человека даже покончить с собой, то уж насчет других людей и вовсе не возникает сомнений. Та обстановка прошла, и Повидж с явным удовольствием наставлял меня:

– Мы нашу систему называем Рынком двух нулей. Почему «двух нулей», догадываешься, конечно? Я кивнул:

– Старая традиция. Номера совершенно секретных документов в свое время начинались с двух нулей.

– В десятку. Ну вряд ли нужно тебе пояснять, что секреты, тайны существуют столько, сколько и само человечество. И столько времени, сколько они существуют, они являются товаром. Может быть, самым дорогим в Федерации. Ими мы и торгуем. Сперва на продажу шли тайны личные, частные, с развитием общества и государства – общественные и государственные. Мы делим их на разряды и категории. По разрядам: тайны прошлого, или исторические, затем – настоящего, они, как правило, самые актуальные; ну и тайны будущего, то есть планирование и направления развития. В каждом разряде – категории: тайны внутриполитические с двумя особыми ответвлениями: секретов кадровых и отношенческих – поскольку, как ты знаешь, подлинные взаимоотношения лиц, организаций, систем чаще бывают вовсе не такими, какими выглядят или какими их стараются представить. Сюда же входят и секреты политических и общественных организаций – партий, профессиональных союзов и т. д., а также состояние рынка влиятельных постов в государственных и других учреждениях и организациях, цена их – начиная со стоимости престола или президентского кресла – и по нисходящей, движение этих цен. За этой категорией идут тайны экономические: финансовые, торговые. Тайны промышленные. Тайны резервов: имеющиеся и вновь разведанные месторождения сырья, важного и даже не очень важного: завтра оно может неожиданно стать номером первым. Военные тайны – вооружение, расположение и движение войск, тактические идеи и так далее. Тайны дипломатические или внешнеполитические, то есть обстановка в существующих союзах или блоках, варьирование их внутренней иерархии, возникновение новых групп, изменение целей и тому подобное. Тайны личностные: деятели и прочие значительные лица, их слабые места, цена каждого деятеля – от и до, а также составы команд каждого такого деятеля, иерархия и движение в них. – Повидж усмехнулся: – Внушительно, правда?

– Безусловно. Но ведь всем этим занимаются разведки. Значит, вы…

– Правильно: мы – разведка. Прекрасно отлаженная. Но – и это главное – не государственная, понял? Если обычные разведки работают каждая на своего хозяина – Правительство, штаб или корпорацию, то у нас хозяев нет. Мы не работаем ни на кого в частности – и в то же время на всех. А точнее – на того, кто в каждом отдельном случае предложит за наш товар лучшую цену.

– Ты хочешь сказать, что всем этим вы торгуете?

– Совершенно естественно. Если информация, тем более о вещах скрытых, представляет собою самую большую ценность в наше время, да и не только в наше, потому что при ее помощи можно приобрести все на свете, то согласись – было бы просто грешно ею не торговать и не зарабатывать на этом. Торговля, как известно – благороднейшее из занятий. Мы продаем такую информацию, а чтобы было, что продать, – мы ее, естественно, покупаем.

– И делаете это совершенно открыто! Если уж даже до меня дошли слухи об этом вашем Рынке…

– Слушай, а почему мы должны это скрывать? Разве ювелир, допустим, укрывает свою деятельность от чужих глаз? То, что он продает и покупает драгоценности? Нет, конечно, наоборот – он себя широко рекламирует: ему, как и нам, нужна клиентура. Торговля не может быть запрещена. Другое дело – если его уличат в том, что он скупает краденое и торгует им; тогда у него возникнут проблемы. Отсюда вывод: можешь торговать чем угодно, но товар должен быть чистым, а если он замаран – его надо отмыть. Но нам сделать это куда легче, чем тому же ювелиру: дорогой камень, тем более известный, нельзя сдублировать – подделка стоит гроши или вообще ничего. Так что ему приходится оперировать оригиналами. Информация же даже не обязательно должна быть где-то зафиксирована: она может быть и устной, а записанная может оказаться до такой степени видоизмененной, что добраться до ее первоисточника будет просто невозможно. И еще вот какая разница: драгоценности – или, допустим, картины, старинные рукописи и прочее – приобретают для того, чтобы их показывать: иначе какой в них смысл? Тайны – наоборот. Их добывают не для демонстрации, а для использования. В этом смысле тайна похожа скорее на оружие, только определить, из этого ли ствола вылетела пуля, куда легче, чем найти ту щелку, через которую вытек секрет. А ведь тайны сродни воде: если есть хоть крохотная дырочка, они ее обязательно найдут. Ну и еще общее с оружием: когда оно сработало, ты можешь искать и найти того, кто это оружие раздобыл и кто выстрелил, ты можешь покарать его – но это не отменит случившегося.